Путь в искусстве Шамиля Шайдуллина, уроженца посёлка Берлек Тетюшского района ТАССР (родился 1 августа, 1947), с трёх лет жителя-горожанина Суконной слободы Казани, окончившего в 1968 году КХУ, –– принципиальный: он тернист, беспокоен, заряжен влечением к непознанному, исполнен гигантского напряжения в творческой жажде распознать новый неведомый мир, а также лежащее под руинами прошлое. Ярко, легко и свободно раскрывается его талант в будничных по характеру сюжетах, где отображена народная жизнь, простые деревенские мотивы: простодушные загорелые лица, заросшие чёрным бурьяном улицы, яблоки под родовым деревом («Под старой яблоней»). Натюрморты, цветы, растения, пейзажи, обнажённые («ню»)... Графика Ш. Шайдуллина, его акварели, пастели, в которых отображены «злаки природы» – цветы и волшебные женские образы явились открытием. Богат и многообразен подготовительный материал к известным произведениям, приобретённым музеями Татарстана и России, а также к известному тукаевскому портрету и триптиху, по мотивам «Сабантуя» и «Народных игр», эпоса о Сююмбике.
Художник соединил в своём искусстве «земное» и «небесное», деревенское и городское, поэтическое и философское. Шамиль Шайдуллин сегодня – это величина в современной татарской и российской культуре, крупная фигура национальной эстетики и один из зачинателей современной национальной школы. Природа наделила мастера чудесным даром композитора и колориста, он – создатель десятков полнозвучных, удивительных по густоте и духовной наполненности картин, способных украсить любое музейное собрание.
Сельская тема. «Татарская жизнь» с полотен Шайдуллина встаёт в каком-то созидательном, деятельном аспекте. Серия традиционной романтической «природописи» с закатами, золотистыми срубами, яблоневыми деревьями, колодцами и травами сменяется феерическими пейзажами с взрывающейся растительностью, кипящей, содрогающейся под ногами землёй, чернильными закатами и распускающимися прямо на глазах фиолетовыми цветами и деревьями, с аксакалами, безмятежными стадами, пастухами и мечтательными мальчишками на траве – «На завалинке», «Хлеб», «Возвращение стада», «Сумерки».
«Вкус земли» и ощущение предков всегда были основополагающими для художника. И, пожалуй, с той самой поры, когда он – в начале 1970-х выпускник Петербургской Академии художеств, а затем её аспирантуры под руководством Хариса Абдрахмановича Якупова, народного художника РСФСР, СССР (1963, 1980), заслуженного деятеля искусств ТАССР (1957), РСФСР (1957) – обладатель фовистической, шокирующей оппонентов и зрителя живописи, целиком окунулся в мир народного этноса и стал лепить, подобно гончару, из комьев красок и звенящих плоскостей, свои сельские мотивы (1974–1991): «Вечер, сбор плодов черёмухи», «Летний вечер. Молодые», «Диалог – художник и модель», «Старая яблоня», «Хмурая осень» (1977–1979).
Возможно, в ту пору он оказался одним из редких живописцев, кому в определённой мере удалось соединить академическую школу с народной поэтикой и на этом синтезе стремиться к созданию картины, как специфической модели толкования действительности. На этих традициях отечественного и мирового искусства, на базе высокой живописной культуры, освоенной им в мастерской профессора, академика, народного художника СССР Е.Е. Моисеенко в институте И.Е. Репина (1968–1974), в сочетании с природной одарённостью, с врождённым чувством композитора и цветовика-нюансиста шло его формирование. Преодолевая, с одной стороны, искушение стать официальным, ранжированным художником «академического толка», а с другой – соблазн превратиться в мастера наива, очередного восторженного певца этнографии – шло развитие художника, давшее в 1980–1990-х годах новую спираль татарского изобразительного искусства, связанную с трактовкой деревенской темы и свершающейся на глазах исторической ломки...
Надо заметить, что сельская тема с 1960-х годов стала наиболее близкой, органичной для художников советского Татарстана, в которой они находили исключительные возможности для развёртывания гонимой в те годы национальной темы, этнографии, антропологии. Это была, богатая возможность для передачи образа родной земли, характерных духовных и бытовых черт, типажей, присущего народу миропонимания и таких национальных свойств, как любовь к труду, верность семейным, родовым устоям и традициям. Стержнем большинства «сельских» работ художников всех поколений оставались, всё же, традиционный портрет (одиночный, групповой), коллективное действо – работа на току, косьба, полуденный обед на крестьянском поле и др. Через эти сформировавшиеся за десятилетия каноны и способы трактовки материала – как выражение местной специфики, лица творческого коллектива – она выплеснулась и на региональный, общесоюзный уровень, став представительской на выставках любого уровня.
Однако Шайдуллин преобразил традиционные акценты в трактовке темы села, ломая каноны и стереотипы, – как в смысле темперамента, цветовой насыщенности своих произведений, так и в смысле их духовной наполненности и интеллектуализма. Итак, сельская тема, прошедшая через столько рук (Л. Фаттахов, И. Халиуллов, И. Рафиков, И. Зарипов), в его трактовке оказалась свежей и как бы впервые раскрываемой. И даже в тех его картинах, которые родились не без воздействия полотен старшего поколения татарских «деревенщиков», мы не находим той жёсткости всевластия сюжета, плакатности и иллюстративности, место которых заступают лирика, татарская напевность, хроматизм, «мон» и абсолютная – без навязанного действия – слиянность с природой, самопогружённость. Картины Шайдуллина 1970-х – это «некие ритуальные видения», возрожденчески-тёплые «мессы», пасторали на темы национальных обрядов, празднеств, обычаев («Утро в ауле», «За околицей села», «Деревенский сюжет», «Сабантуй», «Мальчишки», «На закате. Семья»), в центре которых не поединки батыров, полевой героизм или зорко наблюдающие в микроскоп уровень всходов сельские агрономы (рабочий отдых, полдень, обеды), а текущая, как бесконечное рондо, вытягивая слои времён, мелодия курая («Сабантуй», 1974; «Праздник в моей деревне», 1978). И художник вписывает себя в эти красочные мифы, декларируя свою «деревенскость» как кредо («Осень в Кукеево»).
В середине 1980-х рождается один из шедевров на эту тему – картина «Возвращение с сенокоса», на которой изображены женщины и девушки, возвращающиеся с полевых работ. Женщины разных возрастов переданы во весь могучий рост напоминают героев фресок эпохи Ренессанса. Однако Ш. Шайдуллина не влечёт плавная ритмическая речь старых мастеров, его не устраивает их представление о женской пластике. «Злакоподобные», «древовидные», с сильными руками и архаичными ногами, унаследовавшие земную грацию, женщины Шайдуллина напоминают героев продуцирующей земледельческой магии, втаптывающих в беге и танце в землю семена, обеспечивая урожай и плодородие. И каждый раз художник интуитивно приближается к постижению каких-то непознанных «архаических» основ народной жизни, «древнего природного сознания».
Творческий взлёт Шамиля Шайдуллина – создателя своеобразной этно-исторической философской картины, настоянной на метафорической образности, символике и порой трудно раскрываемом, ёмком иносказании, – совпал с эпохой 1990–2000-х годов, когда, наконец, появилась возможность донести до современника в сложной нетривиальной форме настоящую правду о татарской истории, вынести о прошлом приговор или объективное суждение. Он без фарса и излишнего сентиментализма воспел великую трагедию Казани. Найденные художником пути и способы преодоления трагической разорванности мира, в какой он представил историю и свой сложный драматический ХХ век, делают его одним из крупнейших художников своего времени (циклы «Красная площадь», «Поэты народа»). Неработающий на коммерцию, многогранный и неистощимый в поисках новых выразительных средств, отдавший всего себя как решению серьёзной глобальной, социально значимой темы, так и поискам эффективных способов декоративного её воплощения, создавший десятки этюдов, набросков, зачатков вариаций неповторимых, совершенно отличных друг от друга образов и технологий, – художник намного обогатил как собственную творческую лабораторию, так и общую «мастерскую»-кузницу современной татарской живописи и российского искусства в целом.
Из статьи Р.Г. Шагеевой «Диапазон души». – В кн.: Шамиль Шайдуллин. Живопись, графика. – Казань: Заман, 2013